Последние семь лет дважды в год я читаю в ФИНЭКе для иностранных студентов курс про русские медиа. И в одной из моих презентаций есть слайд, который каждый сезон, увы, приходится пополнять. Это слайд со списком законов и инициатив, регулирующих нашу отрасль. Выглядит он достаточно депрессивно: год за годом список прирастает строчками, отражающими новую несвободу. При этом на следующих слайдах я рассказываю и об удивительных парадоксах: при жестких ограничениях и давлении на самых могучих людей в отрасли — расследователей — сильные журналистские расследования продолжают выходить; в непростой экономической ситуации есть примеры устойчивых медиакомпаний; чем больше «нельзя», тем больше «я хотя бы попытался» — и вдруг получилось!
В конце курса я обычно даю задание — придумать концепт издания под разные исторические эпохи новейшего времени, начиная с 1991 года. Один из вопросов для подготовки — как вы будете строить отношения с властью. И почти всегда иностранные студенты очень логично и разумно говорят во время своих презентаций: мы будем всячески сотрудничать, ссориться не будем, будем следовать любым, даже самым абсурдным, правилам. Ведь иначе никак. Это логично, разумно, но всякий раз вызывает у меня досаду. Ведь получается, что люди из формально более свободных стран мыслят менее свободно, чем те, кто формально находятся в несвободе.
Недавно я слушал курс Александра Аузана — и он там не в первый раз цитировал Даниила Гранина: «В России можно сделать очень многое, если не спрашивать разрешения». Значит ли это, что внутренняя свобода с государственными свободами связаны мало или на деле вообще не связаны? Не пойму